Разумеется, император прекрасно понимал, что если Ричарду придёт в голову с ним повоевать, то Филипп поддержит своего отца, а не сюзерена-императора, но это было делом дальней перспективы, к тому-же мало что меняющей. Если Ричард решит с ним повоевать, то у него на это хватит сил и средств и без Филиппа. За четыре года английский король вырастил целую плеяду настоящих демонов войны. Столкновения имперских войск с отрядами графа Лестера и Диктатора Рима уже ясно показали Генриху, что одолеть этих демонов ему не удастся, тем более, если их в бой поведёт сам Ричард, и Филипп при этом будет всего лишь одним из.

Чехию, или герцогство Богемию, императору было не жалко, это был самый проблемный имперский лен, который тревожили то поляки, то угры [125] , то внутренние мятежи, которые постоянно приходилось отбивать, или подавлять, тратя на это время, деньги и воинов. Вместо получения прибыли и помощи в делах, Империя терпела убытки и постоянно отвлекала силы для защиты этого непутёвого вассала. Если сыну Ричарда удастся справиться своими силами, то и это будет уже немалым облегчением для имперской казны, а Ричард ведь ещё пообещал и долю в добыче.

В общем, как и предполагал король Англии, за довольно короткое время, Генрих Гогенштауфен и Филипп де Фальконбридж стали близкими приятелями, а это уже был пролог для настоящей дружбы. Ричард хоть и поддерживал в империи Дом Вельфов, но вынужден был признать, что передача им власти прямо сейчас пойдёт на пользу только королю Франков и никому больше. Старый Генрих Лев, глава дома Вельфов, был хорошим воином и неплохим полководцем, но политиком совершенно бездарным, вполне способным настроить против себя всех имперских князей [126] , слишком уж много у него накопилось обид буквально на всех, а уступить своё место одному из сыновей ему не позволит гордыня. Нужно было просто подождать, когда этого славного воина призовёт к себе на службу Господь и только после этого заниматься укреплением позиций Вельфов в империи. Иначе, старый головорез вполне мог пойти на союз с королём Франков, Византией и даже самим Сатаной, лишь бы удовлетворить свои нереализованные амбиции.

За неделю, которую Ричард провёл в Риме, он встретился с императором ещё трижды и, кажется, сумел донести до него основную мысль – вечных союзов в принципе не бывает, как и вечных людей. Есть вроде где-то какой-то вечный жид, но своими глазами его пока никто не видел, а значит он является сказкой. Союзы могут быть только взаимовыгодными для достижения определённой цели, а после её достижения, они становятся лишь обременяющим обе стороны договора фактором. Главное, для хорошего союза – это долгосрочная и взаимовыгодная цель: например, поделить королевства Франков. Поляков и Венгров. И Византию тоже, но там уже всё гораздо сложнее. Всю Малую Азию и Константинополь Ричард планировал взять под свою руку, а вот греческие владения и Болгарию можно было обсуждать. Обсуждаема и судьба Сицилийского королевства, но с непременным условием передачи Папе Неаполя.

Дождавшись посвящения Великих Магистров в кардинальский сан, английский король отправился на север, к Болонье. Он снова сменил обличие и на сей раз изображал простого рыцаря из свиты своего сына. Свита была довольно многочисленная, пленные ломбардцы и венецианцы, которые не могли надеяться, что их выкупят из плена, приняли от Папы епитимию два года отслужить Филиппу де Фальконбридж, сеньору Бейрута, и были приведены к присяге лично Целестином III. Таких набралось более двух тысяч, но серьёзной воинской силой они не были. Для большинства, этот поход на Сицилию, закончившийся пленом в Риме, был первым опытом. Первым, да к тому-же ещё и неудачным.

С дальним дозором «папского» войска, осаждающего Болонью, повстречались на пятый день. Герцог де Лузиньян и граф Лестер письмо Ричарда получили и как и было приказано, ничего не предпринимали в ожидании короля. Шебеки благополучно прибыли в Равенну, сгрузили пушки и запас пороха в обоз, который уже на подходе к лагерю, и прибудет если не сегодня, так завтра.

– Для чего вам брать Болонью, брат мой? – поинтересовался Генрих, рассматривая город в подзорную трубу, подаренную Ричардом. – Ведь если вы видите во мне будущего союзника, вам должно быть невыгодно падение моего авторитета, который и без того упал почти до ноля.

– Мне это и правда не выгодно, но теперь уже ничего не поделаешь. Волки обложили добычу и просто так от неё не откажутся. Лев может отнять добычу у волков, только зачем мне их зря обижать? Они ведь мои волки.

– А если я предложу выкуп?

– Насколько мне известно, в средствах вы сейчас стеснены.

– Это правда, лишнего серебра у меня сейчас нет, зато есть свободные феоды. Юный Томас, граф Савойи погиб в Риме, не оставив наследников. Савойя ведь стоит Болоньи?

– Стоит и даже дороже. Только ни граф Лестер, ни герцог Алеппо не согласятся стать вашими вассалами, а вы ведь обязательно потребуете принесение за Савойю оммажа.

– Сеньор Бейрута ведь согласился.

– Сеньор Бейрута тоже не имеет лишнего серебра на выкуп Болоньи, к тому-же он будет занят в Богемии, а Савойю уже весной придётся защищать от орды варваров-франков.

– Жаль, – в голосе императора звучала тоска.

– Очень жаль, – согласился с ним Ричард. – Но выход найти можно, хотя он будет несколько скандальным, мягко выражаясь.

– Ничего более скандального, чем падение Болоньи для меня просто не может быть.

– Ещё как может, – усмехнулся Ричард. – Я предлагаю вам в графы Савойи своего казначея, барона Левита. Только у него есть свободные средства, чтобы уладить этот вопрос к взаимному удовлетворению.

– Барон еврей?

– Самый натуральный, – кивнул король Англии. – Другому бы я казну не доверил.

– Но ведь евреи распяли Христа…

– Разве? – изобразил искреннее удивление Ричард. – А я считал, что Христа распяли римляне, по приговору прокуратора Иудеи Понтиуса Пилата.

– Но ведь именно евреи кричали распни его.

– Бросьте, брат мой, – усмехнулся английский король. – Представьте себя на месте Пилата. Стали бы вы слушать, что там орёт толпа всякого быдла? И не просто слушать, а слушаться. Но даже если и орали, даже если своими криками повлияли на решение прокуратора, то с тех пор прошло больше тысячи лет. Сам Господь карает только до седьмого колена, а сейчас живёт уже сорок седьмое. Впрочем, я вас предупреждал, что выход этот очень скандальный.

– А как вам удалось избежать скандала? Почему ваши сподвижники приняли еврея в свой круг?

– Вокруг меня остались только умные люди, брат мой. Дураков я разогнал.

– А сможет ли казначей защитить Савойю от вторжения франков?

– Нет, конечно. Я его туда даже не отпущу, он мне постоянно нужен рядом. Зато я смогу договориться с графом Лестером, чтобы он временно принял на себя обязанности коннетабля Савойи. Роберт де Бомон мой друг, он по моей просьбе, согласился даже встать под знамя Филиппа-Августа, тем более не откажется против него повоевать.

– А герцог-талисман?

– Будет сидеть в Риме до самой свадьбы, а после я отзову его в Святую землю. Там нам предстоит ещё немало повоевать.

– Вы правы, брат мой, скандал будет грандиозным и первым начнёт его старый Генрих Лев.

– И пусть ему, дураку старому. Если он выступит против барона Левита, его не поймут собственные сыновья.

– А Папа этот выбор утвердит? Ведь Савойя – это хоть и графская, но корона, а значит предстоит миропомазание по христианскому обряду.

– Наш мудрый Папа отлично ладит с бароном, за него не переживайте. Ицхак Левит брал Иерусалим в рядах крестоносного войска, в белом плаще с красным крестом, в отличие от многих христиан, которые предпочли отсидеться в сторонке. Включая, кстати, и вас, брат мой.

– Вы оговорились, что Савойя стоит дороже Болоньи. Могу я на разницу получить вооружение?

– Смотря какое.

– Ваши длинные копья, в основном. Хотелось бы ещё дамасских доспехов и арбалетов со стальными плечами.